("РГ"-2004)

("РГ"-2004)

ОСТАНОВКА ПО ТРЕБОВАНИЮ

Всего два раза в году главным часам страны – курантам на Спасской башне – верить нельзя. В конце октября и в последние выходные марта – когда их переводят на зимнее и на летнее время. В минувший уик-энд, в ночь с субботы на воскресенье, стрелки в очередной раз были переведены на час назад.
Над Красной площадью несколько раз звучит мелодичный перезвон и один строгий «бо-ом». Через несколько минут с крылечка у подножия Спасской башни спускаются двое мужчин и, уходя в глубь Кремля, бросают охране: «Мы часы остановили! Через час вернемся». Стрелки часов застыли и показывают ровно час ночи. Но большинство полуночников, гуляющих у стен Кремля, этого даже не замечает. Лишь одна девушка из проходящей по Красной площади компании, бурно празднующей Хэллоуин, машинально смотрит на куранты, отводит глаза, потом, осознав что что-то не так, вновь глядят на башенные часы и показывает на них приятелям.
- Нечистая сила остановила! – веселятся ребята.
Через сорок минут поднимаемся с часовщиками в башню. Сначала – по старинным белокаменным лестницам, потом – по винтовой железной. Наконец, часовщики открывают неприметную серую дверку со «служебными» надписями и цифрами – и мы оказываемся в самом сердце Кремлевских курантов. В центре не слишком большого и опять же белокаменного помещения – скопление крупных выкрашенных в черную краску и лоснящихся маслом шестеренок, рычагов, цепей…
- Механизм старый, шестнадцатого века, - говорит один из часовщиков, мужчина средних лет в черном пальто и машет рукой. – Колеса, вон, все «порванные»…
О современности здесь напоминает возвышающийся справа от входа огромный металлический барабан с рядами прямоугольных отверстий. На нем надпись – «Гимн Александрова». Это своего рода «пластинка»: рычаги, попадая в отверстия, дергают языки колоколов, находящихся ярусом выше, и два раза в день – в 12 и в 18 часов – над Кремлем разносится российский гимн, а еще два раза – в 9 утра и в 15 часов – мелодия Глинки «Славься» (которую поначалу прочили в гимн новой России). Творение Глинки записано «дырками» на обратной стороне барабана.
А часовщики подходят к противоположной от входа стене, у которой – «лицо» механизма. Посередине сверкает начищенной медью маятник, длиной метра в полтора. По сторонам от него крестовины с лопастями, напоминающие ветряные мельницы. Правая отвечает за бой четвертей часа. Левая – за перезвон часовых отрезков. Чуть ниже – несколько циферблатов. Один показывает часы, другой – минуты. Точно так же, как стрелки на главных циферблатах, выходящих на площадь.
Честно говоря, я думала, что никаких шестеренок в Спасских курантах давно уже нет – сплошная электроника и автоматика. Да еще и, говорят, соединенная подземным кабелем с точнейшими атомными часами в одном из столичных НИИ.
- Да нет, что вы, - опровергают мои домыслы часовщики. – Мы когда время переводим - сначала с точностью до секунды выставляем его на своих наручных часах, а потом по ним переставляем стрелки на курантах. И раз в день сверяем их ход с сигналами точного времени по радио.
Более того, главные часы страны нужно еще и каждый день заводить. Хотя сюда уже и прокралась современная техника: если раньше это делали классически – большим ключом, - то сейчас каждое утро часовщики включают небольшой мотор, который поднимает висящие на цепях гири. А потом гири целый день опускаются, и часы «тикают».
Время близится к двум часам (или, по-зимнему – снова к часу) ночи. Один из кремлевских часовщиков поднимается на ступеньки поближе к маятнику и, взглянув на свои наручные «ходики», раскачивает его до определенного градуса. И механизм оживает: шестеренки, кто быстрее, кто медленнее, начинают крутиться.
- Время пошло! – удовлетворенно констатирует часовщик.
Весной, на час вперед, переводить стрелки посложнее: часы останавливают и очень медленно начинают вручную двигать шестерни. На то, чтобы часовая стрелка передвинулась на деление, уходит 5-6 минут.
Поднимаемся по винтовой лестнице еще выше и выходим на открытую террасу с колоколами. С одной стороны где-то внизу ярко светятся цветные маковки храма Василия Блаженного, с другой стоит полутьма среди суровых кремлевских зданий.
- Только ради Бога, не заденьте за тросик! – предупреждает меня часовщик. – А то колокол ударит. Да так, что мало не покажется!
Чтобы не задеть тросики, нужно смирно стоять у самой двери - вся площадка опутана ими вдоль и поперек. Над головой висит самый большой и самый старый колокол, которому уже несколько столетий. Именно он отбивает часовые промежутки. Говорят, когда минутная стрелка доходит до двенадцати, на этот ярус лучше не заходить – гул стоит такой, что можно оглохнуть. «Патриарха» окружают колокола поменьше, те, что наигрывают мелодии. Некоторые совсем новые: когда куранты «приучали» играть гимн, в Голландии пришлось заказывать колокола, играющие недостающие ноты.
Но долго любоваться панорамой, колоколами и самими часами не удается. Часовщикам нужно бежать.
- Мы же не только Спасскую башню обслуживаем, но и все остальные часы в Кремле, - объясняют они свою торопливость. – А их тут около восьмисот – в каждом кабинете, в комнатах для отдыха, в коридорах. В Большом Кремлевском дворце много старинных часов. И все они к утру должны показывать правильное, «зимнее» время.
Когда мы выходим на площадь, часы на Спасской башне показывают десять минут второго. Зимнее время пошло!