("РГ"-2004)

("РГ"-2004)

ОКОЛЬЦОВАННЫЕ

Кольцевательный домик - а скорее, просто вагончик - притаился в самом дальнем углу Звенигородской биостанции МГУ, на берегу неширокой еще здесь Москвы-реки. За пять минут до полудня мы с Марией Горецкой, "дежурной" по птицам, выходим из него искать потенциальных кольценосцев.
Тропинка петляет среди деревьев и кустов, по лужайкам, опушке леса и болотцу (из-за которого мне приходится надеть рыбацкие сапоги-бахилы, достающие чуть не до пояса). Здесь, в радиусе ста метров от домика натянуто около пятидесяти черных, почти не видных даже вблизи, сеток для птиц. Дорожка заворачивает и - в нижнем "кармашке" "невода" трепыхается черно-белая птичка, размером раза в два меньше воробья.
С разрешения Маши пытаюсь вытащить крохотное создание из сети. Птица дергается, пытаясь улететь от меня, но еще больше запутывается и осложняет процесс. Наконец, еле сняв сетку с ее шеи, освобождаю пернатое.
- Не у каждого получается вытащить птицу из сети с первого раза! - хвалит меня Маша. - Берем вас в волонтеры! А птица - ополовничек, или длиннохвостая синица. Теперь надо ее сунуть в мешочек.
Сначала надо птичку грамотно удержать: голову между указательным и средним пальцами (получается своего рода фига), тельце - в кулачке, но совсем не сжимая. Ополовник сердито смотрит на меня глазами-бусинками и небольно клюет в палец. В отместку я засовываю хулигана в маленький холщовый мешочек и затягиваю шнурок-завязку. Синичка чуть шебуршит внутри, но потом успокаивается. В соседних сетках находим еще трех ополовников (видно, целой компанией тут пролететь пытались) и двух снегирей. Минут через пять, шлепая бахилами по болотцу и бережно держа в руке "заключенного" ополовника, я вдруг замечаю, что из мешка торчит деловито оглядывающаяся по сторонам пушистая головка: завязка была слабой, и птица собралась бежать. Но я попытку побега сурово пресекаю и вскоре доставляю беглеца в домик. На гвоздиках над письменным столом подвешены шесть чуть подрагивающих мешочков. Это не слишком много: в июле этого года за день биологам попалось сразу 80 пернатых, а на Первомай в прошлом году за один час они отловили 60 птиц. Чаще всего попадается "мелочь": зяблики, зарянки и пеночки-теньковки.
- Они там в мешочках засыпают? Или у них сейчас шок? - спрашиваю я.
- Да не похоже, - говорит Маша. - Ни то, ни другое. Им там тепло и сухо, они греются.
Массово кольцевать птиц ученые начали сто лет назад. Благодаря этому удалось узнать направления перелетов, открыть, где они зимуют и куда возвращаются вить гнезда весной. Конечно, современные радио- и спутниковые маячки дают больше информации, но они и дороже, и тяжелее. В Звенигороде кольцеванием занялись лишь в конце 1990-х годов, и сейчас это единственная станция кольцевания в Центральной России. Каждый год, с начала марта до ноябрьских праздников здесь вешают алюминиевые метки на 7 тысяч пернатых. А кроме этого каждую пойманную птичку еще и описывают.
Маша вытаскивает наружу одного из ополовников и снимает со стенки синюю пластмассовую нить с нанизанными на нее, как на ожерелье, кольцами. Точнее, это даже не кольца, а крохотные алюминиевые трубочки, на каждой из которых выдавлены номер из букв и цифр и слово Moskva. Рядом - цепочки из колец другого калибра (тем же снегирям, например, нужны "украшения" размером побольше). А самым крупным птицам - недавно в сети попалась даже сова-неясыть, которые обычно вырываются из ловушек - кольца заковывают плоскогубцами. Я, воодушевленная своим успехом с выпутыванием из сетки, рвусь одеть ополовнику колечко. Но Маша вежливо возражает:
- Нет, тут нужно очень аккуратно, это только специалисты могут. Надо чувствовать, насколько колечко сжать - если недожать, оно спадет, пережать - начнется воспаление, и птица погибнет. Нельзя, чтобы на сустав оно заходило…
Одев трубочку на крохотную лапку и зажав ее, Маша открывает большую тетрадь и начинает описывать птицу. Берет то одну, то другую из лежащих на столе металлических линеек. Одна, с упором - для измерения длины крыла, другая - для хвоста, штангенциркуль - для клюва и лапок. Птичка, не сопротивляясь, подставляет перышки и только косит глазом то на Машу, то на меня. Потом Маша вдруг сует черно-белое создание вверх ногами в стаканчик от йогурта. Птица от изумления подергивает лапками, а ее пока взвешивают - 8,9 грамма. Тем временем Маша ловит в занавеске все-таки сбежавшего "моего" ополовника (чаще всего удирают мелкие птицы - особенно крапивники, маленькие и проворные). А прежнего передает мне, и измеренная и окольцованная птичка с бешено колотящимся сердцем замирает в ладони. Но как только я, выйдя на крылечко, чуть разжимаю пальцы, она вырывается и улетает к дальним кустам. По очереди выпускаю всех его собратьев, потом - снегирей. Красногрудый снегирь пару мгновений продолжает сидеть на открытой ладони, беззвучно открывая клюв, но, осознав свою свободу, улетает с возмущенным попискиванием.
Когда Маша заканчивает возиться с птицами, приходит время очередного обхода. Проверять сетки нужно каждый час - иначе запутавшаяся в них птичка может погибнуть от голода. В дождливые дни орнитологи ходят по ловушкам вообще каждые полчаса - пернатые могут замерзнуть, а мокрая сетка может их порезать. Но в этот наш выход мы не находим ни одной птицы, только убираем с сетей сухие листья, которые "демаскируют" ловушки. Зато еще через час находим в первой же сетке зарянку, которая была окольцована сегодня утром (и вынули ее из той же самой ловушки). Так становятся известны подробности птичьей биографии: зарянка, скорее всего, живет в ближайшем кусте, а потому попадется до отлета на юг еще не раз. Причем за несколько часов она похудела на две десятых грамма.
- Одна зарянка после того, как ей колечко одели, несколько раз приходила к нашему крыльцу, - вспоминает Маша. - Вряд ли специально подходила, чтобы ее измерили, но чем-то мы ее заинтересовали. Молодые зарянки вообще очень любопытные…
Кстати, недавно в сети попалась птичка, получившая колечко еще в 1999 году - по птичьим меркам долгожитель (в природе они живут в среднем два года). Всего один раз подмосковным орнитологам встретилась птица, окольцованная за границей: зарянка за 282 дня пролетела 2222 километра от Брюсселя до Москвы. Здесь ей одели второе, московское, колечко, и отпустили восвояси. Сообщения же о встрече московских птиц приходят из Европы постоянно: лазоревку с кольцом из Звенигорода нашли в Польше, зарянку - во Франции, двоих дроздов застрелили на охоте французы и испанцы. Наши соотечественники сообщать о найденных колечках, скорее всего, просто ленятся: когда-то в московский Центр кольцевания доходили письма даже без марок и без адреса, а сейчас эта система развалилась.
За полдня мы наградили алюминиевыми колечками 14 птичек (еще трое были уже с "украшениями"). Я, взяв на память перышко снегиря, отправилась в Москву. А орнитологи остаются на биостанции еще на две недели, после чего до марта будет перерыв. Зимой здесь неинтересно: птиц попадается слишком мало, и к тому же все местные, а значит - уже окольцованные.