(продолжение I-го тома)

(продолжение I-го тома)

Магду они нашли в "Макдональдсе". Она горько-прегорько плакала. Рядом возвышалась огромная сумка.
- Чего ты, Магда, что случилось? - спросила Трубилина, заглядывая в сумку.
Магда не стала увиливать:
- Здесь нет, не-е-е-т... - жалобно сказала она.
- Чего-чего нет? - переспросила Трубилина.
Но Магда вновь погрузилась в безудержные рыдания. Подбежала Волкова с подносом картофеля.
- У Магды чего-то нет! - сообщила Трубилина. - А чего - не говорит!
- Я догадываюсь, произнесла Волкова. - Наверное, в картинах нет этого самого... как его... Добужинского, что ли?
- А-а, ну-ну-ну, сейчас скажу, - Трубилина достала свою "книжечку" полезных сведений и, полистав, сообщила: - Державина! Неужели правда нет? - обратилась она к Магде.
Та только покивала головой.
- Послушай, Магда! - вдруг дошло до Волковой. - А почему ты не в милиции?
- Отпустили под залог! - сквозь слезы сказала Магда. - Три миллиона сто двадцать восемь тысяч...
- Откуда у тебя такие деньги?! - Волкова даже перестала жевать картошку.
- Что-то мне напоминают эти цифры! - тревожно пробормотала Трубилина и вдруг подскочила: - Магда! Это же мои деньги!
- Да, их сняли с твоего счета. Засурский разрешил. Ну и что? - капризно ответила Магда.
Трубилина сразу посуровела:
- Магда! - внушительно сказала она. - Тебе немедленно надо вернуться в милицию. Не-мед-лен-но!
- А я не хочу! - ответила Магда. - Волкова! Я не хочу в милицию!
Волкова тем временем перебирала картины..
- Ты что же, уже после милиции картины утащила? - спросила она, ознакомившись с ее содержимым магдиной сумки.
- Да-да, - сказала Магда. - Я из отделения сразу туда. Но Державина там нет!.. - и Магда опять заплакала.
- После милиции! - заволновалась Трубилина и жалобно взвыла:
- А мой залог?! А мои деньги?!
- Мда, Магда, - процедила Волкова, еще раз просмотрев все картины. - Не могла что-нибудь стоящее утащить... Хоть Павловой бы продали. А тут - одна мазня... Ну что ж, - сказала она, помолчав, - картины придется возвратить. Кстати, "Троицу" тоже уже можно занести. А на магдин залог сходим в театр.
Увидев круглые от ужаса глаза Трубилиной, она наставительно добавила:
- Надо, надо приобщаться к культуре. А то сидим, понимаешь, в центре Москвы и ничего не видим.
Трубилина с Магдой заревели дуэтом.
- Не бойся, Трубилина, - успокаивающе сказала Волкова, - Транжирить мы не будем. Только на самое необходимое. На остальное кутнем в Maxim's, а то засиделись мы в этом злачном месте, да и Калинина там, поди, заждалась.
К вечеру всё уладилось: картины были возвращены, залог получен, Магду тоже отпустили, приняв во внимание, что это её первое серьезное преступление (три предыдущих судимости были, так сказать, по мелочам).
И, несмотря на умоляющий взгляд Трубилиной, компания направилась в театральную кассу.
- Театр "Сатирикон", будем смотреть "Сирано де Бержерак", - мимоходом заметила Волкова.
- Три билета на сегодня, - обратилась она к кассирше. - Какие самые дорогие? По сто двадцать? Вот-вот. Только я хотела бы посмотреть места…
В виде исключения их пустили в зрительный зал. Волкова посидела на первом ряду, повертелась и сказала:
- Нет, это слишком близко! У меня же дальнозоркость, - разъяснила она сопровождавшей их кассирше. - Покажите места за восемьдесят! Здесь? Рядом, что, будет сидеть та компания, которая перед нами билеты покупала? Нет-нет, они будут чем-нибудь чавкать, смеяться в неположенных местах… Покажите за сорок! Тут?
Волкова уселась в кресло, перетрогала кресла рядом и заявила:
- Они слишком скрипучие. Мы же ничего не услышим! Где места за двадцать? Ага, вот эти! - Волкова постояла в задумчивости. Нет, - наконец решила она, - что-то мне тут не нравится! Сколько стоит последний ряд? Три тысячи? Вот-вот, пожалуйста, три билетика на последний ряд.
Волкова вытащила купюру в один миллион, собственноручно нарисованную цветными карандашами прошлой ночью и протянула кассирше:
- Что? Да-да, со вчерашнего дня введены в обращение! Сдачи не надо!

Вскоре в зал начали впускать зрителей. Подруги, гордо расположившись на своих местах, заметили среди входящих Шура, Гудкова и еще два десятка знакомых лиц. Все расселись, но свет почему-то не выключали, актеры на сцену не выходили, и публика шумно переговаривалась, хотя по времени давно пора было начать спектакль. Но вот в половине восьмого в зал вошёл ПВБ в неизменном красном пиджаке и, щелкнув пальцами, громко сказал кому-то:
- Начинайте!
Занавес немедленно подняли. Волкова сначала пряталась под сиденьем своего кресла, думая, что иначе как в вечернем платье Балдицыну в театре показываться нельзя, однако Магда с Трубилиной её извлекли, посадили по-человечески и она, немного успокоившись, решила действовать по-другому.
- Паша! - крикнула она "краснопиджачнику", сидящему на первом ряду. Когда ПВБ оглянулся, она приветливо помахала ему рукой:
- Мы здесь!
ПВБ заметил Магду и помавал бровями.
Во время первого действия, когда Костя Райкин вживался в образ, Волкова приставала к подругам с расспросами:
- Как вы думаете, на чем он приехал: на "Форде" или на "Тойоте"? Или, может, он "БМВ" купил? Интересно, а почему жена с ним не приехала? А может?... А как вы думаете, он уже был сегодня в Maxim's? А что он там кушал?..
Балдицын же смеялся, как ребенок, в самых трагических сценах и невпопад хлопал.

Во время антракта было весело. ПВБ, Шур, Гудков и Магда с Трубилиной уселись на диванчике в вестибюле и обсуждали последнюю премьеру театра "Ленком". Волковой вскоре это надоело и она, заявив, что деньги нужно зарабатывать везде, занялась бизнесом. Она стала ходить по вестибюлю и выкрикивать:
- Жетоны, жетоны, жетоны.
Проходя мимо буфета, она загляделась на стойку и машинально разнообразила свои возгласы:
- Жетоны, жетоны, джин-тоник, джин-тоник…
- Оговорочка по Фрейду, - философским тоном Яковлевой заметила с дивана Трубилина.
Но Волкова уже вошла во вкус, вспомнила всё, что знала о маркетинге и менеджменте, освежила в памяти лекции по рекламе и больше не ошибалась:
- Жетоны, жетоны, кому свежие телефонные жетоны? Подумайте о своих родных и близких! Позвоните родителям!
- Сколько? Сколько? - подбегали к ней.
- Четыре тысячи , - не моргнув глазом, отвечала Волкова и искоса посматривала на компанию на диванчике.

Вскоре началось второе действие, все заняли свои места, погас свет, на сцену опять вышел Сирано и принялся сочинять письмо для Роксаны.
- А почему то там, то там встают зрители? - спросила Магда Трубилину. - Может быть, они выражают особое уважение артистам? Может быть, это новая мода?
Трубилина пригляделась:
- А-а, да это Волкова по рядам проходит, всё еще жетоны реализует, - наконец ответила она.
Вскоре Волкова плюхнулась на своё место:
- Жалко, жетоны кончились, - сказала она, - а то могли бы и на чай с сахаром в Maxim's заработать.
Пока Трубилина с Магдой подсчитывали, сколько же денег удалось заработать Волковой, началось пятое действие.
На сцене неожиданно появилась фигура, закутанная в белую простыню. "Волкова, Волкова", - восторженно пронеслось по залу.
Волкова несколько раз прошлась по сцене, изображая глубокое волнение. Из-за кулис в черном плаще и со шпагой в руке выбежал Райкин.
- Наташа! - воскликнул он в ужасе и бросился к Волковой. - Что мы играем?!
Волкова безмолвствовала.
Зал замер. В наступившей тишине отчетливо прозвучал голос Гудкова:
- Ты помнишь сказку о курочке Рябе?
- Ну, - ответил ему голос Шура.
- О чем она? Только знай, что первая мысль, которая приходит в голову тебе, приходит и всем остальным!
На них зашикали, и Шур не успел ответить. Зрители восхищенно смотрели на Волкову, морщившую лоб - ей никак не удавалось что-то вспомнить.
- "Ан-ти-го-ну", "Антигону" Софокла, - громким шепотом подсказывал из первого ряда ПВБ.
- Ну, так что мы играем?! - еще раз спросил Райкин, сделав страшное лицо и пытаясь подмигнуть Волковой. Та, вдруг хлопнув себя по лбу, приняла трагическую позу и сурово сказала:
- "Фёдру"!
Зал взорвался. Все захлопали, повскакивали с кресел. Тут и там раздавались крики: "Браво!!!" Один только ПВБ молчал и, обиженный, сидя в кресле, не хлопал. Он надеялся, что Волкова всё же передумает и начнет играть "Антигону".
Костя Райкин на всякий случай спросил:
- А Сирано?!
- А Сирано был вчера! - ехидно-игриво ответила Волкова.
- Мы не увидим ныне Бержерака, - задумчиво сказала Трубилина и уныло поплелась к выходу. За ней, погрозив пальцем Балдицыну, направилась Магда.
- Как эти покрывала мне постыли, - с отчаянием произнесла Волкова и, сорвав с себя простыню, швырнула её в первые ряды. ПВБ хотел было схватить материю, но вспомнив, что дух первичен, а потом вспомнив и о Магде, сделал вид, что отмахивается от летящей на него ткани.
Гудков, покачав головой, встал с кресла, чтобы уйти, но Шур убедил его остаться, рассказав, что нечто подобное видел в одном ночном клубе и если у Волковой хорошо получится, то он возьмет её в "Огонек".
Гудков, услышав это, страшно обиделся и, ударив Шура по лицу, закричал, что не позволит ему так плохо думать о Волковой, что он ей как отец родной, что…
Тут сострадательная билетерша вывела рыдающего Гудкова из зала.
Волкова между тем вживалась в образ: она кричала, металась по сцене, цитируя абзацы, предложения и отдельные слова из своего реферата по Расину. Балдицын, которому это всё начало нравиться, каждую минуту вскакивал, бешено аплодировал и снова садился.
Устав бегать, Волкова села на край сцены, свесив ножки.
- О, где бы мне стрельнуть хоть пару сигареток? - произнесла она, растягивая слова, чтобы попасть в размер трагедии.
Кто-то протянул ей пачку "Мальборо" и зажигалку. Волкова закурила и, затянувшись, погрустнела. Зал, затаив дыхание, ждал, что будет дальше. На сцену вышел Райкин в костюме Кормилицы и молча сел рядом с Волковой. Та вдруг начала плакать, тихонько подвывая. Прошло минут пять. Напряжение в зале достигло предела - кто-то истерично вскрикнул, нескольких вынесли в глубоком обмороке…
- Кормилица, - жалобно сказала Волкова. - Меня Ипполит не любит…
- Что? - не понял Райкин.
Волкова грустно посмотрела в глаза Шура и так же жалобно повторила:
- Кормилица, меня Ипполит не любит…
Кормилица поняла, но Балдицын еще нет. Он заерзал в кресле и стал дергать за рукава соседей:
- Что, что она сказала? Я не понял!..
Волкова разозлилась. Она пощелкала пальцами перед носом ПВБ и своим обычным скандальным голосом объяснила лично ему:
- Ну не любит меня Ипполит! Не любит! Ип-по-лит ме-ня не лю-бит! Ну?
Балдицын успокоился.
Волкова опять вошла в роль, но цитаты из Расина на этом были исчерпаны.
- Ну что же мне тебе ещё сказать? - протянула "Фёдра" и положила руку на плечо Райкину. Кормилицу передернуло.
- А может быть, мне спеть чаво-нибудь? - осенило Волкову и, подумав, она забралась на сцену, призвала публику к тишине и, по-дирижерски взмахнув руками, тихонько начала: "Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут…" - она подмигнула Шуру.
Зал внимательно прислушивался, некоторые начали тихонько мурлыкать мелодию, другие запели во весь голос.
ПВБ встал и, глядя на Волкову и притопывая левой ногой, с радостной улыбкой начал отстукивать пальцами ритм по краю сцены. У него получалось что-то рок-н-ролльное или даже джазовое.
Последний куплет, стоя, пел весь зал. Волкова в очередной белой простыне солировала. Кормилица, положив ногу на ногу, молча наблюдала.
Вдруг Волкова будто опомнилась. Она оборвала песню, и замолчал весь зал, только ПВБ самозабвенно закрыв глаза, продолжал отстукивать ритм.
- Предвыборные шашни коммунистов! - четко произнесла Волкова и показала пальцем на красный пиджак ПВБ.
За кулисами Волкову уже ждали. Напрасно зал скандировал: "Вол-ко-ву! Вол-ко-ву!"…
Трубилина, стоя с Магдой в опустевшем зале, уныло процитировала Аверченко:
- "Оказалось, что идея участия публики в актерской игре еще не вошла в жизнь…" Вечно вы, Магда, куда-нибудь вляпаетесь!.. Выручай вас потом!..
Она уныло села в кресло.
- Ничего, - попыталась утешить её Магда, - я знаю одну замечательную книгу! Калинина рекомендовала… "Искусство речи на суде" называется. Мы её перепишем, под видом писем переправим Волковой - и всё будет хорошо…
- Знаю я ваши книги! - скептически протянула Трубилина. - Что я, книг, что ли, в руки не брала? Вчера первую главу "Илиады" дочитала, между прочим! Я вам тут не что-нибудь! - неопределенно закончила она.