(продолжение II-го тома)

(продолжение II-го тома)

Но весенние грозы проходят быстро. На следующее утро Трубилина поняла, что Волкова уже решила с ней помириться.
- Алё, Трубилина? - сказала она по телефону.
- Yes, of course! What do you want?
- Я want, - сказала Волкова, чтобы ты мне набросала рефератик по философии. Оплата как обычно. Эпиграф я сама поищу.
- Тема? - уточнила подруга.
- Проблема выбора. Напиши там о Буридановом осле, о Сартре, о бинарных оппозициях... Вообще, о свободе-несвободе выбора... Что-нибудь в таком духе.
- Это неинтересно! - поскучнела Трубилина.
- Очень даже интересно! - сразу обозлилась Волкова. - Я уже второй час сижу на кровати между двумя гардеробами. Слева висит восемнадцать блузок - и справа восемнадцать. Слева две дубленки - и справа две. Слева пять костюмов и девять юбок - и справа то же самое. Теперь ты понимаешь, как это интересно и актуально - проблема вы-бора?!
- Завтра пятнадцать градусов тепла, - задумчиво произнесла Трубилина, - а Кали-нина себе шубу норковую купила. И носить собирается…
- Слева шесть платьев - и справа шесть, - уныло перечисляла Волкова в трубку, - слева восемь пиджаков - и справа восемь...
- А ты иди так, в пижаме, - послышался голос Балдицына.
- И верно, - Волкова повеселела, - лень мне выбирать! Так пойду!
Трубилина услышала короткие гудки и испугалась: при той степени лени, которой обладала Волкова, можно было ожидать, что она действительно пойдет так. Трубилина быстренько набрала телефон Калининой и изложила ей ситуацию.
- Брехня! - ответила та, но подумав, забеспокоилась. - Вот что, Трубилина, соби-райся ,и поедем к Волковой.

Взбежав на третий этаж, подруги принялись что есть силы колотить в дверь волковской квартиры, пока им не открыли. Влетев в прихожую, они бросились к ПВБ, который испуганно смотрел на них, выставив на всякий случай перед собой утюг (он гладил свои бесчисленные рубашки) для защиты.
- Где Волкова? - еле выдохнула Трубилина.
- Что я сторож жене моей Волковой.., - нахамил ПВБ, но все же, поставив утюг на гладильную доску, пошел искать.
Первым делом он заглянул в спальню, но там никого не было. На кровати возвышалась гора пиджаков, юбок и рубашек вперемежку с какими-то листочками. ПВБ заглянул в один, но ничего не разобрал, хотя по некоторым характерным начертаниям букв понял, что написано было все-таки по-русски. Он зашел в гостиную и посидел в кресле. Нет, Волковой здесь тоже не было. На кухне искать было бесполезно. Пройдя мимо молчаливо созерцающих его Трубилиной и Калининой, он заглянул в кабинет. Перебрав каждую бумажку, он с раздражением стал скидывать со стола конспекты и рефераты Волковой, пытаясь найти своего Марка Твена. Разыскав наконец рукопись, он с ужасом увидел, что вся она испещрена пометками Волковой, состоящими, в основном, из одного-двух слов: "Слабо!", "Переделать!", "Очень слабо!", "Ерунда!", "А Мелвилл?", "Где сноска?", "Целую" и тому подобными. В довершение всего на титульном листе и списке литературы были нарисованы чертики и всякие глупости...
Разозлившись и выбросив рукопись в урну, ПВБ вышел к подругам, хлопнув две-рью кабинета.
- Нет Волковой!
- Как это нет! - засуетилась Трубилина, - Она, что же, ушла?
- Конечно, ушла, - ответил ПВБ, сразу повеселев. - Конечно, ушла, что же вы сразу-то не спросили? Вот уж час назад как ушла. Курсовую, говорит, поеду сдавать по Мелвиллу, а то Балдицын только по вторникам на факультете бывает и… - сообразив, что совсем заврался, ПВБ замолчал.
В тот момент, когда Трубилина уже хотела сказать какую-то гадость и даже открыла для этого рот, входная дверь тоже открылась и в квартиру зашла угрюмая Волкова в пижаме и с посохом :
- Жалкие ничтожные люди, - пробормотала она, не обращая внимания на присутствующих и направляясь в спальню, - Толпа, чернь, лишние люди, последние человеки… - Волкова захлопнула дверь. Заскрипела кровать.
ПВБ с интересом посмотрел на Калинину и Трубилину и повертел пальцем у вис-ка.
- Ни в коем случае, - разочаровала его Калинина. - Это у нее под влиянием Ницше выработалось презрение к массе...
- Жалкие ничтожные люди, - захныкала Волкова за дверью. И так звучал этот голос, что Трубилина с Калининой, испугавшись, прибежали к ней, а ПВБ бросился на кухню.
Волкова встала над ложем своим с таким видом, будто кто-то лежал на нем и не хотел вставать. На кровати лежала книжка Фрейда.
- Фу! - мерзость, мерзость и отвращение - горе мне! - завыла Волкова.
Но едва только она произнесла слова эти, как упала замертво и долго лежала неподвижно, словно мертвая. Придя же в себя, она была бледна, дрожала, не двигаясь с места и долго не желала ни есть, ни пить. И продолжалось это семь дней. Но подруги не покидали ее ни днем, ни ночью, только Трубилина иногда уходила собирать факты. Все, что находила или захватывала силой, складывала она у Волковой на кровати; так что ле-жала та в окружении "The Moscow Times" и "Спорт-Экспресса", "Известий" и "Московского комсомольца", "Playboy"'я и "Файненшл таймс"... В ногах же были положены методички по журналистике - с трудом выбила их Трубилина у Шкондина.
Наконец через семь дней приподнялась Волкова на кровати своей, взяла в руки "Playboy", полистала его и заухмылялась. И тогда решили подруги, что настал час заго-ворить с ней.
- Волкова, - сказали они, - вот уже "7 дней"... А ты лежишь с отягченным взором: не хочешь ли ты, наконец, подняться?
- О, звери мои, - отозвалась Волкова, - продолжайте болтать и дайте мне послу-шать вас! Ибо... Ибо...
Но подруги не дали ей продолжить мысль ее:
- Не говори больше, - попросили они. Лучше выздоравливай... У тебя завтра док-лад по философии...
Сев на кровати, Волкова брыкнулась и сбросила методички.
- Что за ерунду вы мне тут плетете, - злобно закатив глаза, проговорила она. - У вас, что, проблемы?
- Это не у нас, - ответили звери. - Это у тебя и у человечества… - и выбежали из комнаты.
- Стойте, - закричала Волкова. - Стойте, жалкие ничтожные звери... Жалкие ничтожные люди...
Волкова проснулась и открыла глаза. На краешке кровати сидел ПВБ и гладил Волкову по замотанной мокрым полотенцем голове. Увидев, что Волкова очнулась, ПВБ разулыбился.
- Жалкий, ничтожный человек… - по инерции пробормотала Волкова. ПВБ заулыбался еще сильнее.
- Павел Вячеславович, - слабым голосом прошептала Волкова и взяла ПВБ за ру-ку, - что вы думаете о Фрейде?..
- Ну, вы знаете, я больше люблю Фромма...
- Мне приснился сон… - проговорила Волкова замогильным голосом и подмигну-ла ПВБ. ПВБ похолодел.
- Пашенька, принеси-ка мне Фрейда, - ласково попросила Волкова. ПВБ замотал головой и не двинулся с места.
- Дай мне Фрейда, - потребовала Волкова.
- Нет! - ПВБ отбежал на другой конец комнаты. - Не надо, не надо, не хочу... - Но Фрейда принес и, весь дрожа, уставился на Волкову.
- Не бойся, - попыталась успокоить его та. - Все будет хорошо. Вот увидишь, - и открыла "Толкование сновидений".
Открыла и закрыла. Потом свесила ноги с кровати и, подумав, с огорчением ска-зала:
- Я уже забыла, что мне снилось! Может быть, ты помнишь?
Балдицын понял, что нужно спасать положение, иначе Волкова вспомнит свой сон и начнется тако-о-е толкование...
- Домик! - выдал он первое, что пришло на ум.
- Отлично! - Волкова заметно повеселела. - Домик!
Открыв нужную страницу, она стала зачитывать:
- Дом... Домина, хоромы, хоромина, храмина... Чуешь, чем пахнет? Нужно пере-езжать куда-нибудь, в более приличное место...
- А по-моему, нам и здесь неплохо, - рискнул возразить Балдицын.
- Раз Фрейд говорит "надо", значит "надо"!.. Дом... Очаг, пепелище, пенаты... Ты не знаешь, что такое "пенаты"?
- Это… - радостно начал ПВБ.
- Ну вот всегда так! Нехорошо, Паша! Зачем лезешь на рожон? Демонстрируешь ученость? И ведь по любому поводу!!! - Волкова возмущенно помолчала, но потом сни-зошла: - Что мне еще снилось?
- Я тебе снился! - отрезал Балдицын, надеясь, что про него-то написать не успели.
- Господи, неужели мне снились кошмары? - пробормотала Волкова и, полистав книжку, провозгласила: - Муж!.. "Супруг, спутник (жизни)"…
- "По жизни", - исправила Волкова шариковой ручкой. - "...Благоверный, супруг и повелитель..." Фрейд рехнулся... "...Сам, супружник, мужик, хозяин..." Да какой ты хозяин! - возмущению Волковой не было предела. Швырнув книжку, она попыталась на лету отбить ее ногой, но промахнулась.
Из-за двери послышался оглушительный свист, - это в щелочку подглядывала Калинина. "Мазила!" - с укоризной крикнула она и ушла на кухню. Лежащая на полу несчастная книжка оказалась ничем иным как "Словарем синонимов". Фрейда Балдицын жене все-таки не дал.

...День был ясный и по-летнему теплый. Трубилина, Магда и Волкова развалились на скамейке на Тверском бульваре. Трубилина с видом профессионального корреспондента снимала всех пробегающих собак и мужиков с бензопилами. Волкова, лежа на скамейке и перелистывая справочник по Ваганьковскому кладбищу, оглушительно хохотала. Одна Магда вела себя прилично: сидела прямо и, не привлекая внимания окружающих, перепечатывала на трубилинской машинке свой первый реферат, уже пять раз поглощенный ее шутником компьютером.
Когда у Трубилиной кончилась пленка, она изрекла:
- Как говорят в Париже, я "ощучиваю голодуху"... Время обеденное, а у нас поче-му-то ни копейки...
Магда посмотрела на "Макдональдс" и промолчала, а Волкова отложила книжку и, подумав немного, стала бегать по дорожкам, что-то спрашивая у прогуливающихся горожан.
Два молодых человека на соседней лавочке с опасением поглядывали на ее маневры. Когда Волкова стала приближаться, они надели темные очки и стали объ-ясняться друг с другом на языке жестов, делая вид, что ничего не слышат.
- Ребята! Вам помочь? - обратилась к ним Волкова.
Те отрицательно помотали головами и еще быстрее зажестикулировали.
- Ребята! Хотите весело провести время? - осведомилась у них Волкова приторно-ласковым голоском.
Те опять помотали головами, но это уже не спасло их - молчание было восприня-то как согласие.
- Мы ведь ой какие веселые девчонки! - игриво рассказывала Волкова, таща юношей под руки. - Ой какие веселые! - говорила Волкова и корчила страшные рожи Магде. Это был прозрачный намек на то, что нужно бросить машинку и разулыбаться. Магде юноши совсем не понравились, и она нахмурилась. Это, в свою очередь, ободрило молодых людей, пытавшихся найти у нее спасение от Волковой. Но та вручила одного из них Трубилиной, другого же оставила себе.
Юноши вскоре немного отошли и принялись шутить и ухаживать за дамами. Бы-ли они русские. Звали их Фемистоклюс и Анахорет.
- Хотите в "Макдональдс? - спросили они.
- Хотим, - немедленно ответили подруги.